— Вообще, это очень мило, — начала она, толкая маленький камешек по потрескавшемуся цементу носком своего ботинка. — Мне не хватает этих мелочей.
Я внимал тону ее голоса, отрешенному и мягкому. Интересно, чего еще ей не хватало.
— Ты имеешь в виду готовить для кого-то? — уточнил я.
— Конечно, — кивнула она. — Или просто компании. С бывшим мне было… хорошо. Это единственное, что я могу сказать. Но нам не было восхитительно.
Настал мой черед кивать. Я понимал, о чем она, — получать удовольствие от общения с человеком, но не ощущать принадлежности друг другу.
—Мне не хватает именно глупостей, — начала она, качая головой. — Чтобы кто-то косил траву на лужайке, доставал с полки что-то тяжелое… — Она улыбнулась, и я слегка подтолкнул ее локтем. Тогда она продолжила самым нежным голосом.
— Мне бы не помешало дружеское плечо… — она замолкла, а затем облизнула губы и подняла бровь. — Хотя с некоторыми вещами я и сама могу справиться.
Румянец исчез, и она сделала большой глоток. Моей коже было слишком жарко, а рукам — слишком пусто.
— А сейчас сможешь? — поддразнил я ее.
— Определенно.
Ее губы преобразились в хитрой улыбке, и затем она отвернулась, но я успел ее увидеть.
— Я был бы не против услышать об этом больше.
Нора взглянула на меня изучающим взглядом.
— Думаю, это будет проблематично.
— Да?
Только тогда я осознал, как близко мы были друг к другу. Мне нужно было только чуть-чуть наклониться, и я мог поцеловать ее.
— Да, — прошептала она, улыбаясь загадочной легкой улыбкой. — Думаю, пора достать рыбу.
Она встала и пошла в дом, вернувшись через пару мгновений с большой тарелкой с тунцовыми стейками и нарезанными овощами.
Когда она разложила рыбу на раскаленной металлической сетке, та зашипела, и богатый аромат дыма и кунжута напомнил о многих прошлых ужинах — ужинах, которые были менее интимными, менее домашними, менее… всякими.
В этот вечер я не хотел о них думать.
Ужин приготовился быстро, и мы снова сидели друг напротив друга за моим избитым кофейным столиком. Я откусил большой кусочек и закрыл глаза от того, как рыба таяла во рту. Я мурлыкал, продолжая жевать, и совсем не удивился, когда увидел, что она смотрит на меня.
— Сколько у тебя татуировок? — спросила она, рассматривая мои руки, плечи и шею.
Я перестал жевать, обдумывая ответ, не в силах отвести взгляд от ее глаз, молчаливо оценивающих мое тело.
— Много, — ответил я с улыбкой. Она подняла на меня почти удивленный взгляд, как будто настолько увлеклась своими мыслями, что забыла собственный вопрос.
— Это не очень вежливо, — упрекнула она меня, напоминая о предыдущем разговоре. Она спросила, почему я не хотел, чтобы она узнала меня лучше. Я был ошарашен, потому что настолько погряз в своей рутине, что мне никогда не приходило в голову, что ей захочется узнать меня таким образом.
Я понимающе кивнул.
— Я начинал с большего количества. И добавлял к ним еще, пока они не растворились друг в друге. Так что, отвечая на твой вопрос, сейчас у меня их меньше, просто они покрывают большую площадь моей кожи.
Она положила в рот горошек, жуя и размышляя о моем ответе. Ее язык выскользнул, чтобы слизнуть каплю соуса с палочки для еды.
Мне пришлось отвести взгляд.
— Сколько пирсингов?
— Шесть, — ответил я, сделав большой глоток вина. – Кстати, вкусно.
— Шесть, — мягко повторила она, больше для себя, чем в качестве ответа.
Ее голос был тихим, взгляд перемещался вдоль и поперек, будто она пыталась насчитать те серьги, которые видела – и те, которых не видела. Я опустил голову, чтобы взять еще один кусочек в попытке спрятать улыбку.
Тихонько подвинувшись, она вытянула ногу вдоль края стола, и ее обнаженная ступня оказалась на моем бедре. Руку обожгло желание дотянуться и прикоснуться к гладкой коже.
— Ты не тот, кем кажешься.
Я встретился с ней глазами.
— Что ты имеешь в виду?
— Снаружи. Ты не тот, каким кажешься снаружи.
Тогда я широко улыбнулся.
— Ты тоже, — многозначительно сказал я, вспомнив о ее маленьком секрете, который она мне показала.
Она выдержала мой пристальный взгляд, и на ее губах возникла понимающая улыбка.
— Я знаю.
挂念
23 августа
Все, что он чувствовал — это огрубелые руки и сырость. Воздух был полон странной постоянной тихой музыкой абсолютной тишины.
В деревне было так тихо. Где была суета, которой Дрю приехал сюда служить? Где был хаос?
— Я нужен был Томми, — пробормотал Дрю, объясняя воздуху, почему он находился в тысячах миль от Норы. — Не только люди важны, нужны именно мелочи.
— Выпей.
Воду осторожно влили ему в горло. Он попытался сесть, взять бутылку сам, но его руки сильно тряслись. Вода пролилась ему на шею, на грудь.
— Не двигайся так много. Ты такой деятельный человек. Зачем тебе постоянно нужно что-то делать?
За этим последовал теплый бульон из миски, заботливо прижатой к его губам.
Он закашлял, слабо отстраняя его.